Сквозило оно и в словах киношных красноармейцев:

Каппелевцы… Красиво идут! Интеллигенция…

Благодаря этим кадрам, фамилия генерала Каппеля осталась в памяти народа. Но только фамилия. Подробности об удивительном человеке с трагической судьбой знали немногие, в основном - эмигранты, вынужденные в далеком 1920 году покинуть Отечество.

Полный бант Георгиевского кавалера

Владимир Капель родился в 1881 году в городке Белеве Тульской губернии. Оскар Павлович, его отец, служил ординарцем у генерала Скобелева, отличился в боях русско-турецкой кампании, имел за храбрость Георгиевский крест. Дед тоже был Георгиевским кавалером. Естественно, что из славной офицерской семьи пошел по стопам родителей.

Молодой корнет

Он окончил кадетский корпус, позже Николаевское кавалерийское училище. После училища был направлен в Новомиргородский полк. Молодого корнета в полку полюбили все. Дисциплинированный, безупречно воспитанный, простой в общении – он располагал к себе.

Свидетельство:

Владимир Каппель выкрал из родительского дома возлюбленную и обвенчался с ней в сельской церкви, так как родители ее были против брака с молодым офицером

Сослуживец Каппеля, полковник Сверчков вспоминал, что даже внешность его внушала симпатию. Особенно хороши были серые, немного печальные глаза Владимира Оскаровича. Он выделялся своим умом и начитанностью, любил поговорить с однополчанами за стаканом вина, но меру знал во всем. Тогда, наверное, мало кто догадывался, что в мягком, скромном офицере живет отчаянная храбрость и огромная воля.

Свидетельство:

Как ни странно, но и своих врагов Каппель пользовался большим уважением. Большевистская газета «Красная звезда» назвала его «маленьким Наполеоном»

Первой решительность Каппеля заметила, пожалуй, его супруга Ольга Сергеевна. Вопреки воле родителей, Владимир увез ее под венец на санях в метель, совсем, как в старом романе. Они жили счастливо несколько лет, пока не грянула Первая Мировая. К тому времени Каппель окончил Академию Генштаба. На войну он ушел капитаном, закончил войну подполковником.

Октябрьский социалистический переворот

События Февральской революции Владимир Оскарович переживал мучительно. Он был убежденным монархистом, искренне считал, что резкие перемены только навредят стране. Доказательством этому были безобразное братание солдат с врагами, пьянство, демагогия и повальное дезертирство. Видеть все это потомственному офицеру, человеку долга и чести, который дал присягу на верность царю и Отечеству, было невыносимо.

Когда же совершился Октябрьский переворот, и вышло решение о позорном сепаратном мире, Каппель окончательно убедился, что Россия попала в руки германо-большевистких заговорщиков. Он бросает развалившийся фронт, пытается добраться до семьи окружными путями, и в июне 1918 года оказывается в Самаре. Этот город стал началом высокого Жертвенного Пути Владимира Каппеля. К этому времени большевиков изгнали из Самары.

Свидетельство:

Добровольцы отряда, наблюдая его ежедневно, живущего одной жизнью с ними, всё больше привязывались к своему командиру

Первая народная армия

Встал вопрос, кто возглавит Народную армию. Желающих среди местных офицеров не нашлось, и временно командовать добровольцами предложили Каппелю. Он согласился, так как был готов воевать в любом качестве, лишь бы освободить Россию от .

В распоряжении Владимира Оскаровича оказалось всего 350 человек. Эту горсточку людей и отправили освобождать Сызрань. Казалось, красные, в пять раз превосходящие добровольцев, шапками закидают своих врагов. Но случилось чудо: крошечный отряд умело и эффектно выбил противника из города. В руках добровольцев оказались брошенное оружие и склады с боеприпасами.

Успех оглушил всех, и Каппель сразу стал знаменит. Слава принадлежала Владимиру Оскаровичу по праву, ведь именно он был душой операции. Но сам командующий скромно отмахивался и говорил, что победа – заслуга «зеленой кадетской молодежи».

Свидетельство:

Адмирал Колчак был выдан чехами эсеро-меньшевистскому Политцентру. Узнав об этом, Каппель вызвал на дуэль командующего чехами и словаками в Сибири Яна Сырового, однако не получил от него ответа

Заноза в теле большевизма

С этого момента имя Каппеля стало головной болью для красного командования. Везде, где бы он ни появлялся, противник был наголову бит. Действовал царский подполковник быстротой и натиском. Его войска, которые пополнялись новыми добровольцами, стремительно перемещались по Средней Волге, ошеломляя врага непредсказуемостью маневра. В июне 1918 года белые ворвались в Симбирск.

Троцкий объявил Отечество в опасности, а за голову «бандита» Каппеля назначил денежную премию – 50 тысяч рублей. Этот приказ попал в руки командующего, он засмеялся: «Я недоволен - большевики очень дешево нас оценили…».

После взятия Симбирска желающих воевать рядом с легендарным Каппелем стало еще больше.

Свидетельство:

Все лично знавшие генерала Владимира Каппеля подчёркивали, что он всегда был не только умелым командиром, но человеком, отличавшимся личной отвагой

Он притягивал к себе не только военным талантом, но и человечностью. Пленных красноармейцев никогда не расстреливал, сам нередко брал винтовку и участвовал в боях, питался из общего котла, охотно разговаривал с солдатами, делился мыслями, планами. Его с любовью называли: «Наш Каппель».

Главной победой на Волге стало для Владимира Оскаровича взятие Казани. был отлично укреплен, так как там хранился знаменитый золотой запас России. Но вечером шестого июля под покровом дождя и сумерек белые части, как всегда внезапно и дерзко, атаковали Казань. Утром над городом уже развевался трехцветный российский флаг. Золото было погружено на пароход и отправлено в Самару, откуда - в Омск к адмиралу Колчаку.

В начале осени 1918 года Красная армия получила подкрепление. Силы стали совсем не равны, и Каппель со своей Волжской группой отошел на Урал. К зиме пришел приказ Колчака о присвоении ему звания генерал-майора. «Я был бы более рад, если бы мне вместо производства прислали батальон пехоты», - искренне сказал Владимир Оскарович.

Примеры силы слова

Он сражался за Россию не ради званий и наград, и на френче носил лишь академический знак да георгиевский крест, полученный еще в Первую Мировую. Иногда набрасывал поверх мундира простую куртку, тогда орденов и знаков отличия вовсе не было видно. Однажды в таком «гражданском» виде генерал появился на митинге рабочих уральского Аша-Балашовского завода.

Свидетельство:

Являясь убеждённым монархистом, Владимир Оскарович категорически отвергал как февральскую революцию, так и итоги октябрьского вооружённого переворота

Здесь работали агитаторы, которые подбивали людей совершить покушение на белобандита Каппеля. Постояв и послушав злобные выкрики в свой адрес, он попросил слова и живо поднялся на трибуну: «Я генерал Каппель… Вы хотите меня убить. Я вас слушал, послушайте и вы меня».

Собрание изумленно замерло. Он рассказал шахтерам, за что борется, что несет с собой коммунизм. Рабочие потом несли своего недавнего врага на руках до штаба.

Смелость и бескорыстие генерала удивляли порой даже хорошо знавших его людей. Позднее, уже будучи главкомом Восточного фронта, Каппель узнал, что его семья, эвакуированная в Иркутск, терпит большую нужду. Ему предложили послать телеграмму командующему Иркутским округом с распоряжением выдать теще и детям десять тысяч рублей. Владимир Оскарович отказался: он не видел возможности вернуть казне в скором времени такие большие деньги.

Свидетельство:

Красные, не имея возможности справиться с ним в открытом бою, захватили в заложники его жену и двух детей, находившихся тогда в Уфе

Волжский корпус, а потом и третья армия Каппеля оставались самыми боеспособными на Восточном фронте адмирала Колчака. Особенной стойкостью отличались в ней рабочие части Ижевского и Воткинского заводов. Именно ижевцы, а не офицерский полк, провели под Уфой знаменитую психическую атаку.

Глубокой осенью 1919 года удар красных, которые наладили дисциплину и научились воевать, сдержать не удалось. После сдачи Омска белые армии неумолимо покатились к Енисею. В этот критический момент адмирал Колчак уговаривает генерал-лейтенанта Каппеля возглавить Восточный фронт со словами: «Владимир Оскарович, на Вас вся надежда!» Но остановить процесс отступления было уже невозможно. Каппель надеялся на укрепленный Красноярск, но в городе засели мятежники, которые ратовали за мир и советовали они сложить оружие и главкому. Телеграфный ответ Каппеля был уничтожающим и коротким: «С изменниками Родины не разговариваю!».

Он бросил штабной эшелон и пересел на коня. Обойдя под артобстрелом Красноярск, собрал беспорядочно отступающие части и поставил задачу: идти в Забайкалье, чтобы сделать его оплотом Белой борьбы. Начался беспримерный по мужеству Великий Сибирский Ледяной поход протяженностью в три тысячи верст.

Железная дорога находилась в руках неприятеля. Поэтому армии вместе с беженцами, ранеными и больными пришлось двигаться через глухую тайгу, где почти не было населенных пунктов. Капель шел вместе со всеми. Многие отмечали, что он легко одет, но главком не мог кутаться в шубу, когда подчиненные мерзли в потрепанных шинелях.

На реке Кан генерал провалился под лед, в сырой обуви продолжал идти дальше и обморозился. Началось воспаление легких, потом гангрена.В таежной деревеньке полковой врач, не имея инструментов, кухонным ножом ампутировал Каппелю пальцы на ногах.

Свидетельство:

Один из участников леового похода А. А. Федорович вспоминал: «Стиснувшего зубы от боли, бледного, худого, страшного, генерала на руках вынесли во двор и посадили в седло. Он тронул коня и выехал на улицу - там тянулись части его армии»

Искалеченный, в полуобморочном состоянии главком потребовал коня и некоторое время держался в седле, чтобы солдаты видели – он с ними. Только когда Владимир Оскарович был уже не в силах сидеть в седле и потерял сознание, его поместили в обоз. Утром 26 января 1920 года умирающего командующего поместили в лазарет румынского поезда. Но было уже поздно: через несколько часов Каппеля не стало.

Свидетельство:

Последними словами генерала были: «Пусть войска знают, что я им предан был, что я любил их и своею смертью среди них доказал это»

Перезахоронение Каппеля

Свой путь с армией он продолжил уже после смерти. Уставшие и измученные люди, для которых Каппель был символом Белой борьбы, символом чести и мужества, не могли расстаться с любимым командиром. Они везли его гроб по бездорожью до самой Читы. Там Каппель был отпет и с почестями . Позднее соратники перезахоронили своего главкома в Харбине, боясь, что новая власть надругается над прахом. На собранные деньги поставили памятник: гранитный крест с терновым венцом у подножия.

В 1955 году по распоряжению советского посла в Китае могилу легендарного белого генерала сровняли с землей. Но память о настоящем человеке стереть невозможно. Прошли десятилетия, и о Каппеле вспомнили потомки. В 2006 году подвижники из организации «Белые воины» разыскали место его погребения и перевезли Владимира Оскаровича с чужбины на Родину, за благо которой он отдал в страшную гражданскую войну

15 миллионов человек стали жертвами террора большевиков

Олег Федотов в материале "Хроники террора" напоминает, что с самых первых дней советской власти в стране начались массовые репрессии по политическим, религиозным и социальным мотивам. Всего за годы террора и репрессий порядка 15 миллионов человек были арестованы, сосланы, депортированы или убиты, причем в это число не входят погибшие во время боевых действий и осужденные по уголовным статьям, в том числе по статьям за хищение ("закон о трех колосках") и суровым статьям за опоздание на работу или прогул.

Красный террор 1918-1923 гг.. 7 декабря 1917 года большевики создают Чрезвычайную комиссию (ЧК) для борьбы с контрреволюцией. Главой этой организации становится Феликс Дзержинский. Владимир Ленин призывает развернуть открытый террор против контрреволюционеров. Враги определяются по классовому признаку. Вскоре начинаются расстрелы представителей буржуазии, духовенства и офицерства. Одновременно миллионы крестьян становятся жертвами голода из-за насильственных изъятий продовольствия. Всего в период т.н. "Красного террора" убито около 140 тысяч человек.

Коллективизация 1929-1931 гг.. С началом насильственной коллективизации сельского хозяйства в СССР была объявлена война против кулаков (зажиточных крестьян). В короткий срок власти выселили выселили в отдаленные районы страны сотни тысяч семей. Более полумиллиона человек (преимущественно детей) умерли во время переселения или в первый же год нахождения в ссылке. Миллионы людей умерли от голода. Всего число раскулаченных составило порядка 1,8 миллиона человек.

ГУЛаг 1930-1956 гг.. Первый концентрационный лагерь большевики создали еще во время Гражданской войны. В 1930 году образовано Главное управление лагерей (ГУЛаг). Через систему таких «исправительных учреждений» прошли миллионы осужденных по 58-й статье (контрреволюционная деятельность). Из-за тяжелых условий подобные лагеря стали могилой для множества невинно осужденных людей. Большинство заключенных в советских концлагерях находились там на положении бесправных рабов. Всего число умерших в ГУЛаге составляет примерно 1,6 миллиона человек.

Большой террор 1937-1938 гг. В стране начинается волна массовых арестов и расстрелов. Под предлогом борьбы со шпионажем и «врагами народа» разворачиваются репрессии против самых разных слоев населения. К арестованным применяют жестокие пытки. Жертвами расправ становятся как высшие должностные лица государства, так и случайные люди. Приговор выносят специальные «тройки». В числе прочих были расстреляны Ефим Евдокимов и Федор Эйхманс. А чуть позднее (в 1940 году) и Николай Ежов. Но не за внесудебные расправы, а за «шпионаж», «антиправительственный заговор» и «контрреволюционную деятельность». Число расстрелянных в этот период составляет около 700 тысяч человек.

Депортации 1937-1945 гг. В 1937 году происходит первый случай массовой депортации по национальному признаку. С Дальнего Востока выселены 170 тысяч корейцев. Вскоре беспощадным поголовным депортациям подверглись и другие народы СССР: немцы, крымские татары, калмыки, чеченцы, ингуши, карачаевцы и пр. Общее число депортированных - 2,46 миллиона человек.

Репрессии на западных территориях 1937-1941 гг. Присоединение к СССР западных областей Белоруссии и Украины, а также государств Прибалтики привело к закономерному началу репрессий и депортаций на этих территориях. Были сосланы или расстреляны тысячи «социально чуждых» представителей буржуазии, кулачества и духовенства. Всего в ходе этих репрессий были арестованы 260 тысяч человек.

Ну и их последователи.

Об авторе. В Варженский служил поручиком в армии Колчака, Весной 1919 года числился в Ч ердынском полку Пермской дивизии. Участник Великого Сибирского Ледя-ного похода. Ушел в эмиграцию, где и скончался после 1972 г.

Отступление Великой французской армии в 1812 году от Москвы, трагизм которого так потрясающе ярко отмечен в истории и в нашей классической литературе, вряд ли может не только сравниться, но даже сколько-нибудь приблизиться к испытаниям, постигшим всю ту почти миллионную массу людей, которые начали этот страшный Сибирский Ледяной поход в полудикой необъятной стране, при холоде в зимнее время до 50 градусов по Реомюру и закончили его ничтожной цифрой живых свидетелей в 10—15 тысяч человек.

Страшная сибирская зима наступала так же быстро, как и тесня- щий нас противник. Ко всем физическим и нравственным страданиям прибавилось еще одно — мороз. Отсутствие теплой одежды особенно заставляло это чувствовать. Люди умирали теперь не только от пули или сыпного тифа, но и оттого, что просто замерзали.

После сдачи Омска моральное состояние воинских частей резко понизилось, и только немногие из них еще сохранили, и то относительно, свою дисциплину и какую-то боеспособность. Даже в самых стой- ких частях превалировала идея не борьбы с врагом, а личного спасе- ния: как бы от врага поскорее уйти.

Оставив позади себя опасную для нас преграду — Иртыш, который мы перешли по льду, замерзшему чуть ли не накануне нашей перепра- вы, мы покатились к Красноярску, на Енисей.

Каппелевская армия совершает свой поход

Войдя в дре- мучий лес, мы как бы очутились в снежном царстве легендарной тай- ги: девственный белый покров лежал на причудливых ветках столетних сосен, елей, лиственниц и пихт таким слоем, что дневной свет едва проникал через его толщу, и все это создавало впечатление фантасти-ческой сказки.

Нарушая покой зимнего сна зачарованной тайги, мы шли по чисто-му, едва запорошенному льду неизвестной мне реки. Двигаясь со ско- ростью не больше 20 верст в сутки, на третий день не совсем обычно- го путешествия под снегом или, вернее, как бы в снежном туннеле мы снова вышли на Сибирский тракт у деревни Ковровой.
Путь от станции Тайга до Красноярска, расстоянием в 400 верст, при частых стычках с мелкими партиями партизан, которые беспоко- или нас, как ищейки затравленного зверя, возбуждал в нас не страх быть убитыми — к мысли о смерти мы давно уже привыкли, — но ужас быть захваченными в плен. Вот что давало нам силы идти и идти, и мы с помощью того же «понужай », делая по 20 верст в сутки, через три недели, под самое Рождество, были у Красноярска.

В то время как вся отступающая или, вернее, бегущая масса людей с обозами и бесконечной лентой едва двигающихся поездов подходила к Красноярску, последний был занят сильным отрядом партизан Ще тинкина , бывшего штабс-капитана из фельдфебелей, состоявшим из отличных стрелков-охотников, о которых говорили, что они чуть ли не за версту бьют без промаха в глаз.

Также было известно, по слухам, что наш белый генерал Зиневич , командующий Средне-Сибирским корпусом 1-й Сибирской армии ге-нерала Пепеляева, со всем гарнизоном Красноярска перешел на сто- рону красных. Таким образом, в Красноярске получился внушительный боевой заслон против полуголодных, изнуренных и к тому же мораль-но подавленных и плохо вооруженных частей Сибирской и Волжской армий, с большим процентом больных.

При создавшемся положении, отказавшись, после неудачной по- пытки, от мысли взять Красноярск с боя, наше командование замет- но растерялось, и общего организованного плана прорыва разработа- но не было, а начальники отдельных частей действовали по своей собственной инициативе, не имея связи с другими. Единственно, что было обшей идеей, это — проскользнуть за Енисей, обойдя Красно- ярск с севера.

Отряд, в котором я находился, выбрал маршрут верстах в двадца- ти к северу от города, где расположился противник. Двигались мы но- чью, со всеми предосторожностями, рассчитывая неизвестно на что, шли через большое село во время рождественской службы в местной церкви, мимо которой мы проходили крадучись. А здесь и поджидал нас враг.
Завязался бой. Конечно, это было только сторожевое охранение... Победа осталась за нами, то есть мы проскользнули за Енисей, но сто- ило это недешево: мы понесли большие потери. В этом ночном бою под Рождество я потерял своего младшего брата, с которым шли до Красноярска вместе. Здесь, у Красноярска, принимая в расчет и всех эвакуирующихся, наши потери были не меньше 90 процентов всей движущейся массы. За Красноярск, занятый партизанами, не прошел ни один эшелон, шедший другими путями.

Прорывом некоторой части армии у Красноярска и уходом ее за Енисей заканчивается первый и, может быть, самый страшный пери-од Великого Сибирского Ледяного похода не только географически, так как мы вступили в новую и более трудную область Средне-Си- бирской возвышенности, но и по духовно-психологическому значению этой борьбы.
Здесь, и только здесь, под Красноярском, — это, конечно, мое лич-ное мнение — наше Белое движение потерпело полное крушение. Если до этого и была еще какая-либо надежда удержать за собой часть си- бирской территории и возобновить борьбу с новым упорством и мень шими ошибками и промахами, допущенными нашими политически полуграмотными вождями, то после разгрома у Красноярска она окон- чательно рухнула даже у самых больших оптимистов.

Так закончился первый этап Ледяного Сибирского похода.

После Красноярска за Енисеем армия хотя и состояла из тех же во- инских частей, что и прежде, но по формации эти части было далеки от тех, наименование которых они за собой сохранили. Это не были уже дивизии, бригады и полки, а какие-то жалкие их остатки. К этому времени вся армия полностью вряд ли превышала численность в 20— 25 тысяч человек. Настоящее заключение я делаю на основании поло- жения своего полка. Теперь он состоял из двух батальонов трехрот ного состава по 25—30 человек в роте и полковой конной разведки в 150 всадников, то есть всего 300 бойцов в полку, а нестроевой роты не было вообще.

Другие части были укомплектованы не лучше. Правда, по качеству состав был выше, так как в нем превалировал физически и морально здо- ровый элемент, сумевший вынести все трудности и лишения похода. Кроме того, теперь армия не была уже обременена массой беженцев, и поэтому части приобрели большую подвижность и боеспособность. Здесь сильнее окрепла убежденность в несовместимости нашей идеологии с большевиками, а также сознание своей обреченности, выйти из которо- го можно только в крепкой спайке, когда «один за всех и все за одного».

Каппелевцы с обозом.

Если до Красноярска мы шли в неизвестность, то теперь перед нами была уже определенная цель, правда еще трудно достижимая , но цель: там, за Байкалом, в неведомой Чите, наш, как нам тогда казалось, еди-номышленник атаман Семенов, и трудный путь уже скрашивается тус- клой надеждой на скорое окончание наших лишений.

От Красноярска до Иркутска еще более тысячи верст . Стояли пер- вые дни января 1920 года, и сибирские морозы день ото дня свирепе-ли все больше и больше.

Местное население, распропагандированное большевиками, относи-лось к нам враждебно. Питание и фураж достать было почти невозмож-но. Эпидемия тифа не прекращалась. Деревни, которые попадались нам на пути, порою бывали совершенно пусты и представляли из себя до ужаса неприятную картину. Жители, напуганные распространяемыми ложными слухами о наших зверствах скачущими впереди нас больше- вистскими пропагандистами, в страхе убегали в лесистые горы, где и оставались, пока мы не покидали их насиженных гнезд. В таких посел- ках мы находили только больных стариков, не имеющих сил уйти в горы, и бездомных или забытых собак, которые, поджимая хвосты, боязливо и виновато жались к пустым хатам, даже не тявкая. Бывали случаи, что жители, покидая деревню, оставляли специально для нас у общественной избы собранные продукты питания и фураж, как бы положенную дань, желая задобрить нашу «алчность» и этим избежать неминуемого, по их мнению, разгрома родного гнезда.

Красные партизаны также не дремали и час от часу наглели все больше и больше. Нередко поселки, в которых мы предполагали сде- лать ночлег, приходилось брать с боя и держать сильное сторожевое охранение от шаек из местного населения. Помню, как однажды но- чью мы пришли в большое село, которое делилось маленькой речкой почти на две равные части. Заняв квартиры за речкой, ближе к выхо- ду, расположились на ночлег... Утром, только что забрезжил рассвет, караул обнаружил, что в первой половине того же села ночевали круп- ные силы красных... После короткой схватки мы ушли и продолжали путь без серьезного нажима со стороны врага.

Вспоминается и другой случай, когда после длинного и изнуритель- ного перехода, получив сведения, что неприятеля поблизости нет, мы расположились на дневку. Предвкушая хороший отдых в теплой избе зажиточного сибиряка, мы до полуночи развлекались игрой в карты. В тот вечер мне особенно везло, и я выиграл один миллион рублей на сибирские деньги. Передав выигрыш полковому казначею для хране- ния в денежном ящике (у нас это практиковалось), я лег спать. Но- чью, задолго до позднего зимнего рассвета, неожиданно напали крас-ные, и после короткой и беспорядочной перестрелки мы отступили, а казначей вместе с денежным ящиком, в котором находился и мой миллион, достался красным. Такие эпизоды, как только что приведен-ные, не представляли собой редкости, и мы рассматривали их как ку- рьезы похода.

Помимо курьезов бывали и серьезные положения. В одном из та- ких мы оказались у города Канска, расположенного в 200 верстах к востоку от Красноярска по Восточно-Сибирской железной дороге.

Приближаясь к Канску, мы уже имели сведения, что он занят красны- ми. Во избежание всяких нецелесообразных столкновений, наши час- ти армии направились в обход города с юга по проселочным дорогам и двигались верстах в 25 правее Канска. На этом направлении наш авангард вошел в один незначительный поселок, по названию, кажет- ся, Голопуповка , и выслал от себя разведку в сторону соседней дерев-ни, находящейся верстах в трех-четырех впереди. Разведка, вышедшая за околицу, тотчас же была встречена сильным огнем противника и принуждена была вернуться обратно.

Попытка сбить красных всем авангардом вместе также не имела успеха, и отряд вернулся в исходное положение в ожидании подкреп-ления. Следующие за головным отрядом части армии одна за другой втягивались в поселок, и скоро вся армия сосредоточилась в этой не-большой деревне. Все дороги вокруг нас были заняты красными, и мы находились в западне, в которой пробыли целых три дня. Дольше ос-таваться стало уже невозможно, так как все запасы продовольствия в деревне были израсходованы и наступал неизбежный голод.

Со смертельным страхом, закусив до боли губы, чтобы не вырвался стон, с каменным сердцем мы ждали своей участи. Женщины вели себя не хуже мужчин и не впадали в панику. Даже дети не плакали и толь- ко с ужасом, охватившим их маленькие души, молчали.

При одном воспоминании о тех далеких переживаниях в небольшой сибирской деревне даже теперь, спустя 40 лет, по коже пробегает мороз... Попытки пробиться, предпринимаемые не один раз в различ- ных направлениях, как отдельными командами лихих удальцов, так и целыми частями, успеха не имели... Командование растерялось... Дис- циплина упала, и только страх держал всех вместе.

На третий день было созвано военное совещание командиров час- тей, включая батальонных командиров, которое так же, как и под Красноярском, решило предоставить каждой части свободный выбор действия, то есть — спасайся, как можешь... И вот одни, желая смяг- чить врага, пошли в Канск, где находился главный штаб красных, доб- ровольно сдаваться на милость победителя. Другие, преимущественно конные части, бросились на юг, без дорог, лесом, по кратчайшей ли- нии к монгольской границе. Третьи решили снова ударить в лоб, гото-вые умереть или пробиться на восток. В числе последних находился и наш полк, по инициативе которого выбрано было это направление. Полк пошел, как нам казалось тогда, на верную смерть первым.

На четвертый день, ранним морозным утром, при каком-то тупом молчании, точно обреченные, мы решительно двинулись. Впереди ко- манда конных разведчиков, за ней на подводах пехота, дальше обоз с повозками больных, раненых, а также женщин и детей. Конные, вый- дя за поскотину поселка, по узкой дороге вначале легкой рысью, а за-тем в карьер понеслись к следующей деревне, стоящей на невысоком пригорке. Задание их было — проскакать деревню, даже под огнем, и с тыла снова повернуть на нее, когда пехота подойдет с фронта...

Каппелевцы готовятся к атаке. Зима 1920 года

Этого рассказать нельзя... Это надо пережить, чтобы понять всю радость и сумасшедшее изумление, когда деревня, где вчера вечером стоял сильный заслон, о который разбилась не одна наша попытка, оказалась пустой. По неизвестным нам причинам красные ушли, и мы отделались легким испугом, если это можно назвать «легким».

У этого барьера, как и у Красноярска, наша армия подтаяла еще больше. Части, направившиеся на Канск, по сообщению солдатского вестника, так там и остались. Другие, выбравшие путь на Монголию, прокладывая себе дорогу по тайге в девственном глубоком снегу, пре-терпели много лишений, но в конце концов, с большими потерями, все же снова вышли на Сибирский тракт и связались с нами. Мы, взявшие как бы самое неверное и опасное направление, оказались — конечно, относительно — в самом выгодном положении.

От всех больших и малых стычек, где так или иначе неизбежно бывали потери, армия хотя и медленно, но заметно убывала. Беспокой- ство, тяжелые переживания и продолжающаяся еще эпидемия сыпно- го и возвратного тифа, так как к этому времени в отступающих частях не было ни медицинского персонала, ни медикаментов, также имели огромное влияние. Больные не могли попасть в госпиталь и оставались в своих частях, в лучшем случае — под присмотром свих друзей, про-водя большую часть времени на суровом сибирском морозе; к удивле- нию всех, они довольно скоро поправлялись. Впоследствии я слышал, что это явление натолкнуло медицину на мысль лечить тиф холодом и что этот способ будто бы с успехом применялся на практике.

Большую часть своего пути армия двигалась вдоль полотна железной дороги и только изредка, и то вынужденно, отклонялась от своего пря- мого направления. Поэтому мы были живыми свидетелями того, как в классных вагонах с комфортом ехали чехи. Они ехали в направлении Иркутска, увозя с собой много награбленного русского добра. Чехи, онемеченные славяне, алчно захватывали все, что попадалось им под руку и имело какую-либо ценность. Они везли мебель, рояли, какие-то товары и даже русских женщин... Но не многие из последних добра- лись до Владивостока. На Китайско-Восточной железной дороге чехи под предлогом, что идет контроль, не разрешающий их дальше везти, прятали своих подруг в мешки и на ходу поезда выбрасывали их из вагонов.

Мы не могли забыть, что эти чехи — недавние наши враги, затем наши военнопленные П ервой мировой войны, потом вынужденные наши союзники, которые предательски ушли с фронта на Волге и Каме в числе чуть ли не 40 тысяч и обнажили наши фланги, что дало возможность противнику угрожать нашему тылу. Все это, вместе взятое, дополненное привилегированным положением этих господ в данный момент, вызы- вало бессильную злобу и горькое оскорбление национальных чувств, ко- торое доходило до ненависти. Самодовольные, сытые, уверенные в пре-восходстве своих сил, они цинично смотрели из окон классных вагонов на изнуренных, голодных, плохо одетых и бессильных настоящих хозяев земли русской — участников трагического Ледяного похода. Подобное явление могло случиться только в небывалое лихолетье в нашей истории, и кто виновник этих стыдных страниц ее — когда-нибудь скажет спра- ведливый строгий судья — сам русский народ!

Чехословацкие легионеры сторожат свой эшелон. Шубы на них явно ворованные.
Да и в эшелоне, полагаю, не пусто.

В дополнение к сказанному как иллюстрацию можно привести и мой личный случай, который, я думаю, не был единственным. Прохо- дя мимо стоявшего на пути чешского эшелона, я поравнялся с одним упитанным чехом, который сидел на ступеньке вагона и издевательски смотрел на нас, проходящих. В руках у него был большой кусок белого и, как мне казалось, очень вкусного хлеба. Заметив мой голодный взгляд, он нагло предложил обменять хлеб на мой наган. Я отказался. Тогда он швырнул хлеб далеко в снежные кусты и, произнося ругатель- ства, скрылся в вагоне.

Вообще говоря, вряд ли можно найти подходящие слова и краски, чтобы обрисовать те чувства, которые испытывали мы при таких встре- чах. Лично у меня не раз навертывались бессильные слезы, и такие же слезы я видел и в глазах других. Слезы эти навертываются и теперь, хотя много, много убежало с тех пор лет... Но забыть — нельзя.

Когда мы подходили к Иркутску, до армии дошли слухи, что Вер-ховный Правитель адмирал Колчак, который, после сдачи Омска 14 но- ября 1919 года, ехал в чешском эшелоне, 5 января 1920 года был арестован чехами, а 24 января того же года был выдан в Иркутске крас- ным с разрешения французского генерала Жанена . Как выяснилось после, адмирал Колчак был расстрелян 7 февраля 1920 года в Иркутс- ке. Это было как раз в то время, когда мы были в его предместье, на ст. Иннокентьевская .

Колчак перед расстрелом

Как ни тяжело было переживать полученные сведения и как ни велики были злоба и ненависть к чехам, но делать было нечего: при шлось проглотить и эту горькую пилюлю. Если бы адмирал шел с ар- мией, этого с ним не случилось бы.
Во второй период нашего похода, то есть на пространстве Красно- ярск—Иркутск, главнокомандующим мы считали уже генерала Кап пеля , который был назначен на место генерала Сахарова 11 декабря 1919 года. Генерала Каппеля я лично не знал и не видел, но имя его среди войск было в ореоле славы, как бесстрашного и доброго рыца- ря-полководца. Генерал Каппель , как говорили, точно простой солдат, делил с армией все лишения и невзгоды, не покидая ее ни при каких обстоятельствах. Поэтому каждый участник Сибирского похода с гор-достью называет себя каппелевцем , как и вся армия присвоила себе наименование Каппелевской .

Говорят, что генерал Каппель предлагали лечь

Владимир Оскарович Каппель. Фото 1919 года

Говорят, что генерал Каппель во время обхода Красноярска с се- вера по реке Кан, где части, которыми он лично руководил, протап- тывали себе дорогу по занесенному снегом льду в свирепый сибир- ский мороз, отморозил себе ноги и схватил воспаление легких. На ногах началась гангрена, и где-то в глухой сибирской деревушке док- тор простым ножом без всякой анестезии ампутировал ему пятки и пальцы ног. Совершенно больному генералу Каппелю предлагали лечь в госпиталь чешского эшелона, но он наотрез отказался, сказав: «Ежедневно умирают сотни бойцов, и, если мне суждено умереть, я умру среди них».

Каппель умер 26 января 1920 года недалеко от Иркутска, на разъез- де У таи. Тело его было перевезено в санях через Байкал и похоронено сначала в Чите, а потом, с потерей Забайкалья, было взято в Харбин и погребено в ограде Иверского храма, который, насколько я помню, назывался также и военным. Накануне своей смерти, то есть 25 янва- ря, Каппель отдал приказ о назначении генерала Войцеховского глав- нокомандующим Сибирской армией.