Давайте спросим… у современников самой Екатерины, оставившим нам мемуары, и переписку. Вот что из них следует: наиболее достоверно изображал Екатерину придворный живописец Виргилиус Эриксен! Родом датчанин, он работал при российском императорском дворе с 1757 по 1772 год. Виргилиус появился на свет в городе Копенгагене в 1722 году и учился живописи у Соломона Валя. В Россию прибыл уже сложившимся 35-летним художником, умеющим угодить высокопоставленным особам. В творчестве мастера, созревшего к середине XVIII века, изящно переплелись черты барокко, рококо и классицизма. Эриксен умело, на высоком профессиональном уровне, работал в различных техниках живописи, в том числе, в редкой для русских живописцев, технике пастели. В то время едва ли не на первом месте, следовало уметь изящно и тонко льстить своим высоким заказчикам, и посему портреты кисти Виргилиуса не были призваны раскрывать человеческую душу, а только отображать внешний облик, повествовать о статусе, манерах, привычках влиятельных особ.

Прибыв в Санкт-Петербург, Эриксен был представлен ко двору Елизаветы Петровны. Первой красавице Европы было почти сорок восемь лет (родилась 18 декабря 1709 года). Датчанин угодил уже болеющей тогда императрице, создав один из самых привлекательных её портретов.

Пользовался ли живописец портретами молодой Елизаветы, или сумел увидеть в стареющей даме нежные черты русской Венеры? Портрет очень красив, изыскан и наряден, благодаря лёгкости и лессировочной прозрачности мазка. Портрет находится в Екатерининском Царскосельском дворце в городе Пушкин.

Елизавета Петровна умерла 25 декабря 1761 года. На престол вступил её племянник Пётр Фёдорович. Во время долгого траура, в течение сорока дней, жена нового императора Екатерина почти дневала и ночевала у гроба усопшей и плакала над ним, одетая в строгий траур. В эти дни Эриксен создаёт портрет Екатерины Алексеевны в траурном платье.

В. Эриксен. Императрица Екатерина в трауре

Строгий и простой образ полон печали. Ненавидимая мужем, Екатерина находится в сложной ситуации, между жизнью и смертью, монастырём и крепостью. Но она умна и полна мужественного достоинства. Поза её спокойна, ум светится в глазах.

После восшествия на престол в результате дворцового переворота, Екатерина назначила Эриксена придворным живописцем. Репутация мастера к тому времени была очень высокой, да Екатерина вообще благоволила иностранным художникам. Эриксен напишет около тридцати портретов императрицы, в разных композициях, костюмах и позах. Несмотря на изящную, тонкую лесть, он в то же время, оставляет на память потомкам истинные черты этой великой женщины. Екатерине, от природы, досталось узкое длинное лицо. Длинные же, нос и подбородок не красили её, но ум и умение держаться делали обаятельной. Она сама вспоминала, как в детстве гувернантка просила её не задеть что-либо «выдающимся» подбородком. Юная невеста наследника престола отличалась живым характером, ловко танцевала, бесстрашно ездила верхом. После тридцати великая княгиня располнела. В мемуарах она называет себя высокой, конечно, для своего времени. Я настоятельно советую читателям обратиться к мемуарам Екатерины II , которые можно найти в библиотеках. Также обязательно прочтите книгу Ольги Елисеевой «Екатерина II », изданную в серии ЖЗЛ.

В 1762 году Эриксен создаёт конный портрет Екатерины. Императрица изображена верхом на красавце-коне Бриллианте в мундире полковника Преображенского полка. Картина отображает исторический момент переворота с 28 на 29 июня 1762 года. Но остались воспоминания о том знаменательном событии, из которых следует, что императрица была в мундире гвардейского офицера, но не Преображенского, а Семёновского полка. Так и обратимся к этим мемуарам, автором коих является подруга императрицы княгиня Екатерина Дашкова. Итак, объявив себя полковником гвардии, и облачившись в гвардейский мундир, императрица верхом во главе полков выступила из столицы в Петергоф, чтобы закрепить своё положение и добиться от супруга отречения от престола, придав этому вид благопристойный. Рядом с императрицей скакала её подруга, тоже в гвардейском мундире. Дашкова вспоминает: "Мы должны были... отправиться в Петергоф во главе войск. Императрица должна была надеть мундир одного из гвардейских полков; я сделала то же самое; её величество взяла мундир у капитана Талызина (семёновца), а я у поручика Пушкина (преображенца), так как они были приблизительно одного с нами роста". Как видно, императрице приходилось действовать в спешке. Эриксен же пишет парадный портрет, а все российские императоры, начиная с Петра I, считались шефами Лейб-гвардии Преображенского полка и имели чин полковника.

В. Эриксен. Императрица Екатерина II верхом на коне Бриллианте

Создавая торжественный Тронный зал Большого Петергофского дворца, архитектор Ю.М. Фельтен получил приказ вмонтировать конный портрет императрицы в середине главной восточной стены, над троном. Произведение Эриксена посчитали настолько удачным, что вышло высочайшее повелениие исполниь его ещё два раза. Одна картина сейчас находится в Государственном Эрмитаже, вторая – в московской Оружейной палате.

В. Эриксен. Портрет Екатерины II перед зеркалом Оригинальное решение образа императрицы. Наяву и в зеркале. Императрица изображена в парадной робе с огромными фижмами и синей орденской ленте Андрея Первозванного, с малой короной на голове. В правой руке - веер, левая с изящно отогнутыми пальцами, прижата к груди. Щёки густо нарумянены. Из-под платья кокетливо выставлена носок туфли. Приветливый взор Екатерины обращен к зрителю. Перед нами - добрая, обаятельная и рассудительная женщина-философ. На подзеркальном столике, на алой подушке, лежит Большая императорская корона и рядом жезл - атрибуты абсолютной власти. В глубине зеркала, на черном фоне, отражение императрицы в профиль. Это совершенно другая Екатерина - самодержица. Строгий, надменный профиль и есть истинный лик грозной Екатерины Великой.

В. Эриксен. Портрет Екатерины II в шугае и кокошнике

Скорее всего, портрет написан в 1772 году, незадолго до отъезда Эриксена на родину. Костюм подчеркивает "русскость" урожденной немецкой принцессы.

Можно предположить, что творчество Эриксена оказало влияние на молодого Фёдора Рокотова. С той же лёгкостью и прозрачностью живописал потом Рокотов «нагие руки, грудь и плечи с их нелюдской голубизной». Уезжая в Данию, художник увёз с собой многие из своих произведений, и Екатерине пришлось выкупать их у него. Об этом она сообщает в одном из писем барону Гримму. Императрица пишет, что приказала скупить у Эриксена все свои портреты, число которых не малое – всего тридцать. Потом часть этих портретов она разошлёт в качестве дипломатических подарков иностранным дворам, а также пожалует в дар своим доверенным зарубежным друзьям-корреспондентам.

В Дании Виргилиус Эриксен был назначен придворным живописцем королевы Юлианы Марии, где и работал до конца жизни. Умер художник 25 мая 1782 года в Рунгстедгарде.

Ее сподвижниками стали крупные государственные и военные деятели: А.А. Вяземский, Н.И. Панин, А.Р. Воронцов, П.А. Румянцев, А.Г. Орлов, Г.А. Потемкин, А.А. Безбородко, А.В. Суворов, Ф.Ф. Ушаков и др. Она издавала журнал «Всякая всячина», сочиняла пьесы, коллекционировала картины и книги; написала свои записки и 4-томный труд по истории России – «Записки касательно Российской истории». Сохранилась ее письма и записки Н.И. Панину, переписка с английским послом Ч. Уильямсом, беседы с Д. Дидро, переписка с бароном Гримом, Вольтером, П.А. Румянцевым, А.Г. Орловым. Изданы ее политическая переписка и бумаги императрицы.

В политике Екатерина была прагматиком. Она считала крепостное право экономически неэффективным и в первые годы правления высказывалась в пользу его смягчения. Но пошла навстречу дворянам: в 1765 г. помещики получили право ссылать крестьян на каторгу; в её царствование помещики получили бесплатно более 50 млн. десятин земли и 425 тыс. крепостных «душ».

В то же время секуляризация церковных земель сделала государственными 910 тыс. душ. В 1763 г. были утверждены новые штаты государственных учреждений, служащие которых отныне стали более или менее регулярно получать жалованье. Реформа 1775 г. ввела новое административное деление, сохранившееся до 1930-х гг., и новую систему местных органов: глава уездной власти - капитан-исправник избирался дворянством, суд отделялся от администрации; появились и совершенно новые учреждения - приказы общественного призрения, ведавшие школами и больницами.

Ее реформы были нацелены на подъем промышленности и торговли (указ о свободе предпринимательства 1775 г., выпуск ассигнаций 1769 г.). «Жалованная грамота городам» 1785 г. гарантировала горожанам охрану их личной чести и достоинства и право собственности на имущество «Общество градское» избирало городскую думу, ведавшую лишь благоустройством и санитарным состоянием – под контролем городничего из дворян. Школьная реформа 1786 г. создала систему всесословного образования в однотипных главных и малых народных училищах.

Сильная централизованная монархия с развитой системой органов власти на местах, по мнению императрицы, должна была сочетаться с «непреложными» законами, определяющими права сословий, и частичным самоуправлением («жалованные грамоты» дворянству и городам 1785 г.) – что создавало основу для формирования гражданского общества. Был подготовлен и проект «жалованной грамоты» государственным крестьянам - об устройстве свободных сельских обывателей, но не введен в действие

Она отменила слово «раб» и матерную ругань в официальных документах, телесные наказания для священников. В России появился первоклассный музей - Эрмитаж, открыты учебные заведения для «благородных девиц» и Воспитательный дом для сирот и подкидышей, образовано Вольное экономическое общество. Выпускалось большое количества новых журналов, поощрялась книгоиздательская деятельность, музыкальное и театральное искусство.

При Екатерине II Россия заняла одно из ведущих мест в «концерте» европейских держав: «Ни одна пушка в Европе, без нашего на то дозволения, выстрелить не смела» рассказывал позднее молодым сотрудникам старый канцлер А.А. Безбородко. Полководцы и дипломаты императрицы разрешили принципиальную задачу российской внешней политики – овладение побережьем Черного моря (русско-турецкие войны 1768-1774 и 1787-1791 гг.), отстояли границы в русско-шведской войне 1788-1790 гг. С началом Французской революции 1789 г. Екатерина II способствовала образованию в 1792-1793 гг. коалиции европейских стран против Франции. Когда же в соседней Польше была принята Конституция 1791г., туда были введены русские и прусские войска и она прекратила существование как самостоятельное государство (разделы Польши). Одновременно и во внутренней политике произошел поворот от реформ к реакции («дела» Н.И.Новикова, А.Н.Радищева, учреждение цензуры в 1796 г.).

За годы правления Екатерины II население страны увеличилось с 20 до 36 миллионов человек, бюджет вырос с 16 до 69 млн. рублей, внутренний товарообмен - в 5 раз. С присоединением Северного Причерноморья возникли новые города - Одесса, Херсон, Николаев, Севастополь; оживилась черноморская торговля. Военное могущество обеспечивалось 400-тысячной армией и мощным флотом. Но за громкими победами и официальным «благоденствием» империи к концу столетия проявлялись первые признаки начинавшегося кризиса. Дорогостоящие войны и реформы привели к внешним займам, устойчивому бюджетному дефициту и инфляции.

Образ российской императрицы вдохновлял художников, принадлежавших к разным эпохам и поколениям.

Почти три с половиной десятилетия царствования Екатерины II ее портреты писали ведущие художники, причем как отечественные, так и зарубежные мастера, приезжавшие в Россию. Парадные и не очень парадные, они должны были служить определенным целям. Живописцы прославляли правление Екатерины Алексеевны, представляли ее мудрой и просвещенной монархиней, создавали желаемый образ. Целый ряд композиций носил подчеркнуто аллегорический характер, на других императрица показана почти в домашней, непринужденной обстановке - и все вместе они составили внушительную галерею образов, ярких и чрезвычайно интересных.

Надо сказать, что далеко не все работы живописцев нравились заказчице. Так, императрица с горьким юмором отозвалась о портрете, созданном Александром Рослином, заметив, что на нем она скорее похожа на шведскую кухарку. Не пришелся ей по душе и портрет кисти Владимира Боровиковского, на котором она изображена в повседневной одежде на прогулке в Царскосельском парке (этот портрет стал особенно известен благодаря «Капитанской дочке» Пушкина).

Образ императрицы, которую называют Великой, оставался значимым для русского искусства и после ее смерти - не в такой степени, конечно, как образ Петра I, но все же. Четко прослеживаются два периода такого художественного интереса - это вторая половина XIX века, время после великих реформ Александра II, и начало XX столетия, Серебряный век. Но вначале о прижизненной галерее царицы.

УЛЫБКА ПРИНЦЕССЫ ФИКЕ

Первый портрет Екатерины, когда она еще не была Екатериной, а была весьма скромной принцессой Анхальт-Цербстского дома, принадлежит кисти Анны Розины де Гаек (урожденной Лисевской, 1713-1783) - представительницы целой семьи живописцев (из которой наиболее известна ее младшая сестра, художница Анна Доротея Тербуш-Лисевская - одна из выдающихся «муз» живописи XVIII века).

На портрете мы видим Софью Августу Фредерику Анхальт-Цербстскую в 11-летнем возрасте, но уже этот детский образ ясно показывает черты характера будущей российской государыни. Принцесса Фике (таково было ее домашнее прозвище) смотрит на зрителя внимательно и в то же время как бы высокомерно. Тонкие сжатые губы усиливают это впечатление. И вместе с тем здесь впервые появляется особенность, отличающая потом почти все портреты Екатерины, - ее фирменная улыбка. Вообще художники XVIII века старались писать портреты улыбающихся моделей, когда работали на заказ. Улыбка облагораживала, делала образ привлекательнее. Другое дело, что далеко не всем она шла.

Улыбка Екатерины - это нечто большее, чем просто улыбка согласно портретной традиции. Это инструмент ее политики, ее общения, один из очень многих, но немаловажный. Если мы обратимся к воспоминаниям о ней современников, то в большинстве случаев найдем описание именно этой доброжелательной, милостивой, располагающей к себе улыбки. А уж пленять сердца Екатерина умела виртуозно. С улыбкой она вошла и в русскую классическую литературу. При создании двух самых знаменитых образов императрицы на страницах художественных произведений - в «Капитанской дочке» и «Ночи перед Рождеством»- Пушкин и Гоголь используют даже одинаковые слова: у русской царицы голубые глаза и легкая улыбка, так умевшая покорять все вокруг.

СЕБЕ НАУМЕ

Но время шло. Девочка стала невестой наследника российского престола и приехала в Россию. И вскоре она уже - великая княгиня Екатерина Алексеевна. Сохранилось несколько ее портретов того периода.

Автором одного из первых был француз Луи Каравак (1684-1754), получивший известность как придворный портретист еще при Петре I. За долгие годы в он перерисовал практически всех членов императорской фамилии, не стала исключением и юная Екатерина Алексеевна, которую художник изобразил в излюбленной манере - словно окутанной легкой дымкой. Для этого портрета характерно сдержанное очарование, и немалую роль в этом сыграла едва заметная улыбка, которую сумел уловить мастер, однако ему удалось показать и не слишком открытую и искреннюю натуру будущей императрицы. Она, что называется, себе на уме - качество, угадываемое позднее и другими живописцами.

Очень милы портреты работы Георга Кристофа Гроота (1716-1749), представлявшего Екатерину в разной обстановке, в частности на охоте. На них великая княгиня всегда улыбается, а лицо ее несколько заострено. На полотнах же Пьетро деи Ротари (1707— 1762) Екатерина, напротив, чрезвычайно неинтересна: это полная дама, умиротворенно и даже немного отрешенно взирающая на зрителя, хотя округлость лица делает ее образ довольно приятным. Данный портретный тип впоследствии был воспроизведен Иваном Аргуновым (1729-1802), учеником Ротари, и Алексеем Антроповым (1716-1795), изобразившим Екатерину восседающей на троне, со скипетром и державой, в 1766 году. В застывшем образе императрицы тут совсем мало жизни. Наконец, та же Анна Розина де Гаек написала семейный портрет Петра и Екатерины с мальчиком-па-жом (в этой манере был исполнен и их парный портрет Гроотом): здесь статичность образов наследника российского престола и его супруги придает картине выхолощенный характер.

В ПОИСКАХ КАНОНИЧЕСКОГО ОБРАЗА

В первое десятилетие царствования Екатерины ее придворным художником был датчанин Вигилиус Эриксен (1722— 1782). Именно он наряду с итальянцем Стефано Торелли (1712-1780) создавал официальный, канонический образ императрицы. Многочисленные портреты Эриксена отличают плоскостной характер и слабая выразительность. Екатерина на них выглядит статичной куклой, как правило, с отстраненным выражением лица: ее черты не слишком привлекательны, а улыбка скорее натянута. Более неестественное изображение и представить себе сложно. Даже весьма оригинальный портрет императрицы в шугае и кокошнике оставляет не лучшее впечатление: смотрящая на нас пожилая женщина не внушает особой симпатии.

Но несмотря на столь сдержанную творческую манеру художника, Екатерина II любила портрет работы Эриксена, где она изображена в момент переворота на любимом коне Бриллианте, в платье по форме Преображенского полка. По-видимому, он отвечал той необходимой героизации, которая была чрезвычайно важна для императрицы при упоминании о «революции» 1762 года. Торелли же создавал в основном аллегорические полотна с изображениями Екатерины, канонизировав образ императрицы в виде Минервы, а на парадных портретах его кисти, отметим, государыня выглядит более живо, чем на картинах Эриксена. Однако на написанном Торелли портрете в русском платье она кажется совершенно серьезной (даже без улыбки) и производит скорее не слишком благоприятное впечатление.

Каноническим можно назвать портрет императрицы в профиль, созданный Федором Рокотовым (1735(?)-1808) вскоре после ее коронации, в 1763 году: именно этот ее образ является одним из наиболее известных. Екатерина II восседает на троне со скипетром в протянутой руке, мягкие черты лица делают ее профиль одухотворенным, а сама принятая ею поза скорее легкая, нежели тяжеловесная, - благодаря всему этому и создается ощущение некоего порыва, обращенности вперед, не вполне ожидаемое от парадного портрета. Императрица как бы устремлена в будущее, к планам и преобразованиям. Этот портрет, бесспорно, одна из самых больших удач в галерее официальных образов государыни. Впоследствии Рокотов создал и ее портрет со знаками ордена Святого Георгия. На нем Екатерина одновременно и величественна, и очаровательна: ее милостивая улыбка обращена к верноподданным.

Шведский художник Александр Рослин (1718-1793), работавший в России во второй половине 1770-х годов, - тот самый, что написал столь не понравившийся заказчице портрет. Представляется, что портрет этот действительно самый неудачный из всех по производимому им эстетическому впечатлению: Екатерина кажется обрюзгшей старушкой, а улыбка не столько придает ей очарование, сколько выражает некоторую брезгливость. Портрет Рослина копировал Карл Людвиг Христинек, очевидно смягчивший черты образа царицы.

АЛЛЕГОРИИ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ

Можно сказать, что классический улыбающийся и весьма привлекательный образ Екатерины в живописи родился в начале 1780-х годов, то есть примерно в середине ее царствования. Он и вошел в историю. Верные черты в ее репрезентации были наконец-то найдены.

Уже в 1782 году совершенно очаровательный, светлый и одухотворенный с образ императрицы создает Ричард Бромптон (1734-1783), блестящий английский живописец, на несколько лет ставший придворным художником государыни. Пожалуй, это самый живой портрет Екатерины из всех когда-либо написанных.

Но свое законченное воплощение величественная приятность государыни получила, конечно, на портретах работы Дмитрия Левицкого (1735-1822), среди которых выделяется образ Екатерины-законодательницы в храме богини Правосудия (1783). Эта вторая волна аллегорических изображений императрицы" во многом была инициирована Николаем Львовым - архитектором, поэтом, музыкантом, рисовальщиком и гравером, а также другом Левицкого. По сути, Львов и предложил «программу» этого полотна. Екатерина предстает здесь не в одеяниях античной богини - покровительницы наук и искусств, а в классицистическом образе триумфатора, законодательницы и радетельницы о благе подданных. Светлый хитон жрицы символизирует чистоту ее помыслов и дел; лавровый венок и морской пейзаж с кораблями - военные победы и успехи на ниве дипломатии; маки, сжигаемые на алтаре Фемиды, - неусыпное попечение о правосудии, а орел с перунами придает величественному образу черты сходства с Юпитером. При всей их официальности портреты Левицкого (а существует несколько их вариантов и повторений) отличает создание образа мягкой, милостивой, ободряющей окружающих и в то же время уверенной в себе царицы, и, кстати, улыбка, которую столь блистательно умел передать этот живописец, играет тут очень важную роль.

Конец 1780-х в портретной галерее Екатерины представлен ее портретом в дорожном костюме кисти бывшего крепостного, художника Михаила Шибанова (биографические сведения о нем крайне скудны), написанным во время ее знаменитого путешествия в Крым (1787). Этот портрет интересен своим камерным, «домашним» характером, и императрица смотрит на нем как-то грустно и даже несколько удивленно. Такой вариант ее репрезентации вряд ли соответствовал уже сложившейся официальной традиции живописного изображения царицы, и его наличие в галерее образов государыни показательно.

Наконец, в последние годы жизни Екатерину запечатлели Иоганн Баптист Лампи Старший (1751-1830) и Владимир Боровиковский (1757-1825), хотя у последнего есть и более ранний парадный портрет императрицы. Обе эти работы не понравились стареющей монархине. Лампи попытался подхватить эстафету Левицкого, изобразив Екатерину, указывающую на аллегорические фигуры Крепости и Истины. Но царица выглядит здесь грузной и тяжеловесной, ее лицо - одутловатым, и в целом оно производит скорее отталкивающее впечатление (это лишь в незначительной степени было скорректировано живописцем на другом парадном портрете Екатерины). Портрет кисти Боровиковского (известен в двух вариантах) показывает императрицу в сугубо «домашних» условиях - на обычной прогулке в Царскосельском парке, но при этом и он не лишен аллегоричности (фоном на одном из вариантов является Чесменская колонна, на втором - Кагульский обелиск). Императрица шествует, опираясь на трость, в сопровождении любимой левретки Земиры, сдержанно улыбается, что вызывает симпатию, возникающую во многом и благодаря окружающей ее прелестной неофициальной обстановке. Именно это приятное впечатление послужило Пушкину основой для создания известного эпизода повести «Капитанская дочка» (поэт был знаком с портретом по гравюре Николая Уткина, очень популярной в его время).

Классический образ Екатерины в скульптуре был создан Федором Шубиным. Бюсты его работы представляют нам императрицу столь же привлекательной, милостивой и улыбающейся, как и картины Левицкого.

ЕКАТЕРИНА ИЗ XIX ВЕКА

Посмертная изобразительная слава Екатерины началась лишь в 1860-х. Это была эпоха столетия ее царствования. В русской исторической живописи того времени образ великой императрицы XVIII века, по всей видимости, впервые появляется на сугубо ученической картине польского художника Ивана Миодушевского, учившегося в Императорской академии художеств в Санкт-Петербурге. Картина была написана в 1861 году по академической программе, а за ее эскиз автор был удостоен большой серебряной медали. Это «Сцена из «Капитанской дочки А.С. Пушкина», изображающая момент вручения императрицей письма Маше Мироновой о помиловании Петра Гринева. Бытовая сценка литературного характера разворачивается в покоях Екатерининского дворца в Царском Селе в присутствии неестественно малолетнего Павла Петровича и княгини Екатерины Дашковой. Облик государыни здесь скорее близок к тем, что мы видим на портретах Лампи, но существенно облагорожен.

Еще два произведения, рисунок 1880 года Алексея Кившенко (1851-1895) и картина малоизвестного художника Ивана Федорова, созданная в 1884-м, посвящены одному и тому же событию -посещению Екатериной II Михаила Ломоносова в 1764 году. В обоих случаях императрица в светлом платье, сопровождаемая свитой, сидит и внимательно слушает объяснения великого ученого.

На картине известного исторического живописца Валерия Якоби (1833-1902) показана церемония инаугурации Академии художеств в 1765 году. Это полотно было создано в 1889-м к 125-летию академии. Здесь художник представил зрителям не только саму императрицу, но и большое число придворных, видных деятелей культуры и искусства эпохи ее правления (Панина, Разумовского, Дашкову, Бецкого, Сумарокова и многих других). В процессе работы он обращался к известным портретам этих деятелей, а его Екатерина словно бы сошла с парадного профильного полотна Федора Рокотова. Любопытно, что на стенах зала, где разворачивается торжество, Якоби «развесил» картины екатерининского времени, в том числе аллегорические портреты императрицы кисти Торелли (в образе Минервы) и Левицкого (в образе жрицы богини Правосудия), хотя ни того, ни другого портрета в 1765 году еще не существовало.

Без сомнения, самым знаменитым произведением русской исторической живописи, где образ Екатерины не просто присутствует, а играёт одну из главных ролей, является картина Николая Ге (1831-1894) «Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы» (1874). Эта чрезвычайно интересная с композиционной и колористической точки зрения работа показывает Екатерину в трауре: в сопровождении Дашковой она следует к гробу Елизаветы Петровны, который, впрочем, не обозначен. Это движение на первом плане контрастирует с уходящим вдаль в глубине картины Петром III, также сопровождаемым придворными, причем контраст достигается не только разными векторами двигающихся групп и соотнесением планов полотна, но и цветовым решением. Фигура Екатерины освещена пламенем свечей, а выражение ее лица, холодное и даже надменное, - она как бы ухмыляется своей сдержанной улыбкой - демонстрирует ее безусловное превосходство над ситуацией, что не очень-то располагает зрителя к героине картины.

А годом ранее, в 1873 году, в Петербурге перед Александринским театром был открыт памятник Екатерине II. Его автор Михаил Микешин (1835-1896) уже один раз изобразил великую императрицу- на памятнике Тысячелетию России в Новгороде: там она, возлагающая лавровый венок на голову склонившегося перед ней Григория Потемкина, представлена среди многих выдающихся деятелей русской истории. Теперь же Микешин создал памятник самой Екатерине, но композиционное решение новгородского монумента, которое оказалось чрезвычайно удачным, использовал и здесь. Горделиво улыбающаяся императрица возвышается как скала, окруженная поясом своих соратников. Микешин блестяще передал самую суть екатерининского правления: она - в умело подобранной монархиней плеяде орлов, которые и составили ее славу. Это решение надолго определило композиционную традицию екатерининских монументов империи: таков памятник ей в Одессе (1900), таков же -в Екатеринодаре, как назывался современный Краснодар (1907, проект все того же Микешина). Везде императрица возвышается над зрителями, и везде она не одна. Впечатление от петербургского монумента, а в большей степени от самой личности царицы превосходно выразил замечательный поэт Алексей Апухтин в стихотворении «Недостроенный памятник».

Начало XX века принесло интерес к частной жизни императрицы. На экслибрисе, выполненном Анной Остроумовой-Лебедевой (1871-1955) для Сергея Казнакова, Екатерина (угадывается лишь ее силуэт) изображена с одним из своих фаворитов лунной ночью в Камероновой галерее Царскосельского парка. А на рисунке Валентина Серова (1865-1911), созданном для знаменитого издания Николая Кутепова по истории царской и императорской охоты, мы видим императрицу выезжающей вечером на соколиную охоту. Вполоборота она повернулась к нам, оглядываясь на сопровождающего ее фаворита. Эта «вечерняя» Екатерина Серебряного века завершает галерею ее художественных образов, созданных в старой России.